Эпилог
Подмосковье. 31 декабря 2014 года
Шел пушистый снег, какой бывает только под Новый год.
В телевизоре шутили очередные петросяны, на блюде лежали свежеиспеченные пирожки с капустой и яблоками. Пахло уютом, праздником и радостью.
Ник поудобнее устроился в кресле. Загипсованная рука изрядно мешала, но он уже привык. В конце концов, все могло закончиться значительно хуже, столько крови потерял...
— Ты будешь чай? — спросила Синка, входя.
На ней был теплый домашний халат в черно-желтую полосочку, отчего она напоминала осу.
— Да, покрепче. И сахара пять ложек.
— Не слипнется? — улыбнулась Синка. Ник покачал головой. Смеяться ему не хотелось. Синка поникла и ушла на кухоньку.
Коттедж, который им предоставила контора Гумилева, находился в двадцати километрах от МКАД, но тишина и благодать тут царили такие, словно он был по крайней мере посреди сибирской тайги. По подоконнику запрыгала белка, намекая, что пора бы положить в кормушку что-нибудь погрызть.
— Син! — крикнул Ник. — Белку покорми, клянчит!
— Сейчас, только чай принесу! — отозвалась Синка.
А ведь всего неделю назад на ней вместо смешного халатика была эсэсовская форма. И тонула в океане огромная яхта, и плясал над ней вертолет, и палец Шмитке нажимал на спуск «фаланкса»...
Ник зажмурился так сильно, что перед глазами пошли разноцветные круги. Встряхнул головой, услышал шаги.
— Белку покорми, — напомнил он, думая, что это Синка несет чай, но в комнату вошел Серджи Пимонно. Ник попытался встать, но итальянец замахал руками:
— Сидите, сидите! Вы ранены... А белку непременно покормлю, когда пойду обратно.
— Да это я не вам, — сказал Ник.
— Я даже знаю кому.
Пимонно уселся в большое кресло с львиными лапами вместо ножек.
— Я рад, что ваша эпопея, похоже, закончилась. И приношу свои глубочайшие соболезнования по поводу гибели вашего друга.
— Он был мне больше, чем друг... — глухо сказал Ник. — И больше, чем враг...
— Мы в полной мере оценили вашу потерю и ваши заслуги. Ватикан окажет вам любую поддержку. Лично папа...
— Оставьте, — довольно невежливо перебил итальянца Ник. Пимонно не обиделся.
— Хорошо, просто имейте это в виду. Мало ли... Собственно, я явился не только за этим. Когда вы позавчера связались с нами, то изъявили желание...
Не договорив, Пимонно вопросительно взглянул на Ника.
— Там, возле подсвечника, бархатная коробочка, видите?
— То есть вы не передумали? — уточнил Пимонно, взяв упомянутую коробочку.
— Ни в коем случае. Упаси бог.
Пимонно щелкнул кнопкой-замочком. Внутри, на красной подушечке, словно ордена, лежали лиса и паук. Рядом, соприкасаясь друг с другом.
— Хорошо, — сказал итальянец, закрыл коробочку и убрал в карман.
В комнату вошла Синка с подносом.
— Ой! — удивленно сказала она. — А я не знала, что у нас гости... нужно было лишнюю чашку захватить.
И белка снова постучала в окно, напоминая о своей кормушке.
Эндшпиль
