Loading...

Пангея2. Глава 1. Снег и шестеренки

Пангея<sup>2</sup>

Глава 1. Снег и шестеренки


Ничто не предвещало бури.

Стояла ясная погода; на бледно-голубом небе — ни облачка. Снег весело сверкал в лучах северного солнца. На станции «Пангея‑14» был обычный рабочий день. Без эксцессов. Эксперименты шли своим ходом, Хель же оставалось наблюдать за работой тщательно отлаженного механизма. Как начальник станции, она любила и ценила подобные дни, когда могла позволить себе хотя бы несколько часов отдыха. Слишком редко они случались, особенно в последнее время.

Но к вечеру ветер усилился. Первым перемену погоды почувствовал старый мамонт. Огромный зверь, весь день понуро простоявший в своем загоне, громко загудел, задрав хобот, а затем словно взбесился и, мотая головой, бросился на ограду. Опоры выдержали только чудом, и гигант запутался в колючей проволоке. Так и остался стоять, не смея пошевелиться и воя дурным голосом. Кровь из расцарапанной шкуры капала на снег.

Вторя мамонту, забеспокоились и остальные звери: ревели медведи, громко кашляла саблезубая кошка. Испуганные овцебыки метались по загону, с грохотом опрокидывая кормушки. Крики животных заглушил пронзительный вой охранной сирены. Мгновение — и станция закипела, как муравейник, в который ткнули палкой. По дорожкам между загонов и бараков забегала охрана. Сверху люди походили на насекомых; маленькие черные точки хаотически метались по территории базы.

Хель стояла перед высоким окном башни и хмуро глядела на эту суету. Ситуация не требовала ее вмешательства, но служила хорошим напоминанием о том, что случается, если позволить себе немного расслабиться. Любая система несет в себе зерна собственного разрушения. И рано или поздно они дают всходы. Крошечная песчинка способна сломать самые точные часы.

К тому моменту, как обслуживающий персонал успокоил животных, стало окончательно ясно: надвигается буран. Над горизонтом появилась лиловая полоска — бледная и едва различимая, но с каждой минутой она становилась темнее и больше. Никто и опомниться не успел, как по небу, клубясь и разрастаясь, покатились тугие валы. Повалил колючий снег. Ветер закружил снежные хлопья в бесчисленных смерчах. А затем буря обрушилась на станцию с такой яростью, словно хотела стереть ее с лица земли.

За годы, которые Хель провела на «Пангее‑14», она так и не смогла привыкнуть к силе и мощи здешних буранов. Всякий раз они начинались внезапно, а продолжаться могли и по нескольку дней. Жизнь на станции замирала; только сумасшедший мог рискнуть в такую погоду выйти из укрытия. Оставалось только смотреть на безумство стихии.

Однако Хель любила снежные бури. Когда-то давно она прочла, что человек может бесконечно долго смотреть на огонь и на текущую воду. Но лично ее ни огонь, ни вода не вдохновляли. А вот на метели, вьюги и бури Хель и впрямь могла смотреть бесконечно долго. Безумный вой ветра, снежные вихри и смерчи странным образом резонировали с ее чувствами. Всякий раз сердце сжималось, а дыхание становилось прерывистым и частым. Хель не знала, почему так происходит, знала лишь то, что любит холод.

Буран неистовствовал, бросая снежные хлопья в высокое панорамное окно. Звук такой, словно кто-то скребся в стекло крошечными острыми коготками. Но разглядеть что-то сквозь круговерть снега и ледяного крошева было невозможно. Луч прожектора на смотровой вышке ползал мутным пятном, выхватывая из темноты огромные вытянутые лица, перекошенные пасти, распахнутые в немом крике, и пустые черные глазницы. Будто внутри бури скрывались огромные чудища, рожденные из снега и ветра. Снежные духи — ничто не устоит перед их яростью… Игра света и воображения, конечно. Хель не верила в призраков. Но если бы они существовали на самом деле, Хель бы многое отдала за возможность присоединиться к их танцам в сердце ледяной бури. Она прижалась щекой к замерзшему стеклу.

Снег, лед, пронизывающий холод, от которого кровь стынет в жилах, — есть ли в мире что-нибудь прекраснее? Впрочем, настоящего холода Хель никогда не чувствовала. Там, где другие люди дрожали, кутаясь в меха, она вполне довольствовалась легкой одеждой. Хель погладила большим пальцем металлическую фигурку Моржа. Артефакт скользнул в ладонь, будто отвечая на ласку.

Мысли прервал пронзительный писк. Хель повернулась — передатчик на столе мигал красной лампочкой. Чеканя шаг, начальник станции вернулась на рабочее место. Но, к ее огорчению, это оказался внутренний вызов. Щелкнув кнопкой приема, Хель прижала к уху бакелитовый наушник, морщась от раздражающих хрипов динамика и сухого статического треска.

— Слушаю.

— Госпожа начальник станц… — Голос пропал за помехами. — …сбои связи. Пока не уляжется буря, мы не можем продолжать поиски…

Хель постучала пальцем по краю стола.

— Время последнего пеленга?

— Три дня назад, — голос прозвучал нервно. — Но…

— Тогда продолжайте работу, — сказала Хель. — Меня интересует результат, а не ваши оправдания.

— Но…

Хель отключила передатчик, прежде чем связист успел сказать что-либо еще. Устало откинулась в кресле, глядя на беснующуюся за окном бурю.

Три дня… Слишком долго, чтобы списывать на обычные перебои со связью. Хотя Хель и отдала приказ продолжать пеленг, она уже знала — результата это не принесет. Что-то случилось. Одна из шестеренок отлаженного механизма дала сбой. Вот она — песчинка в часах. Хель пока ее не видела, но точно знала — она есть. И если ее не удалить, весь механизм может развалиться на части.

Чуть помедлив, Хель нажала на кнопку на столе. Не прошло и пары секунд, как дверь кабинета распахнулась и на пороге появился охранник. Высокий парень, с красными от румянца щеками. В его взгляде странным образом смешались восхищение и страх.

— Госпожа начальник станции?

— Вызовите ко мне доктора Рашера, — сказала Хель. — Немедленно.

— Есть! — щелкнул каблуками охранник.

Доктор появился спустя пять минут. Громко протопал по коридору и ввалился в кабинет, забыв постучаться. Запоздало сообразил о своей оплошности и замер, не понимая, что делать дальше — выйти и войти по всем правилам или же остаться в кабинете. Хель выпрямилась в кресле. Рашер застыл, будто взгляд начальника станции пригвоздил его к месту. Или, того хуже, превратил в ледяную статую.

Правой рукой доктор держался за бок, видно, пробежка по лестницам и коридорам стоила ему заметных усилий. Его вызвали прямо из лаборатории, и он не успел привести себя в порядок — стоял перед Хель растрепанный, с всклокоченными волосами, в заляпанном кровью клеенчатом переднике. Виновато улыбнувшись, Рашер пригладил волосы.

— Прошу… прощения, — тяжело дыша, сказал он. — Мне сообщили… меня вызвали…

— Добрый вечер, Зигмунд. Сожалею, что пришлось оторвать вас от работы.

Рашер переступил с ноги на ногу. Хель смотрела не моргая; доктор чувствовал ее взгляд — словно ледяные иглы вонзились в кожу. По спине пробежали склизкие мурашки.

— Э… — Доктор замялся. — Что-то случилось?

— Возможно, — протянула Хель. Она открыла ящик стола и вытащила тонкую папку: один из отчетов о ходе эксперимента. — Уже три дня нет связи с перевалочной базой.

— Нет связи? — переспросил Рашер. — Опять помехи? Но приборы не фиксировали значимых возмущений…

— Я знаю, — губы начальника станции раздраженно дернулись. — С эфиром все в порядке — мы принимаем сообщения Центральной Базы. Но пропал сигнал от образца девяносто семь. Полагаю, вы имплантировали ему передатчик?

Хель открыла папку и бегло просмотрела несколько страниц. Рашер судорожно сглотнул. Разумеется, это он имплантировал передатчик нефелиму, и Хель прекрасно об этом осведомлена. Ей не нужно читать отчет — на станции не было других специалистов, способных провести подобную операцию.

— Пропал сигнал? — хрипло проговорил доктор.

Начальник станции кивнула, уставившись на отпечатанный на машинке текст. Рашер же смотрел на ее руку: длинные пальцы выстукивали по столешнице замысловатый ритм. Доктор узнал скрывавшуюся за ним мелодию — Вагнер, «Полет валькирий». Хель подняла голову, взглянув прямо в глаза доктора. Череп на прозрачной половине ее лица скалился в злобной ухмылке.

— Вам известна причина, по которой подобное могло случиться?

— Я…

— Большие провалы начинались с маленького шага, Зигмунд. Дьявол в деталях. Вы проверили батареи?

— Передатчику батареи не требуются, — поспешил сказать доктор. — Он работает от естественного тепла организма. И отключается только в двух случаях. Во‑первых, если его удалить из тела. Но маячок был имплантирован под черепную коробку. Не думаю, что наш красавец способен сделать себе трепанацию…

Рашер коротко хохотнул, надеясь немного разрядить обстановку. А то ему уже мерещились искры, вспыхивающие в воздухе. Но под взглядом Хель заискивающая улыбка мигом скисла.

— А вторая причина?

— Если организм перестал вырабатывать тепло. — Доктор прикусил язык. Говорить о тепле в присутствии начальника станции ему показалось глупым. Слишком хорошо он помнил ледяную статую, в которую Хель превратила одного из своих нефелимов.

— То есть если он мертв, — сказала Хель.

— Э… Да.

Хель повернулась к окну. Доктор проследил за ее взглядом. Ему померещилось, что в стекло таращится чудовищный великан с пустыми глазами размером с тарелку. Лицо, слепленное из снежных хлопьев, перекосило, пасть широко распахнута… Рашер замотал головой, прогоняя наваждение.

— Помнится, вы говорили, что хотели принять участие в экспедиции по сбору материала. Вырваться из ледяной дыры хотя бы на несколько дней — так, кажется?

Доктор дернулся и повернулся к начальнику станции. Ей он ничего подобного не говорил. Но не стоит забывать, что на станции у Хель уши везде и всюду. Любое, даже случайно оброненное слово незамедлительно становится ей известно.

— Я? — Он поправил ворот рубашки, ставший нестерпимо тесным. — Да… Понимаете, мне, конечно, здесь нравится, и я доволен работой. И я бесконечно ценю то, что вы для меня сделали, но…

— Но вы чувствуете себя пленником, — закончила Хель. — Так и есть. Вы слишком ценный сотрудник, чтобы рисковать вашей жизнью.

Доктор промолчал, не зная, как относиться к словам начальника станции. Похвала это или же, наоборот, угроза? По бесстрастному голосу Хель не поймешь.

Температура в кабинете не превышала десяти градусов. Рашер не представлял, как Хель может работать в таких условиях. Но сейчас, несмотря на холод, его бросило в жар. Доктор чувствовал, как по шее поползла крупная капля пота.

— Однако на этот раз ваше желание исполнится, — сказала Хель. — Мне придется покинуть станцию, а вы составите мне компанию. Боюсь, мне потребуется ваша помощь. Так что займитесь подготовкой экспедиции.

— Разве нам нужен новый материал? — растерялся Рашер. — Сейчас на станции…

Начальник станции покачала головой.

— У нас проблемы не с новым материалом. Скорее наоборот.

— Образец девяносто семь! — догадался Рашер.

Хель кивнула.

— В том числе. Хотя я подозреваю, это только вершина айсберга.

Доктор замялся.

— У девяносто седьмого были самые стабильные показатели за последние шесть лет, — сказал он, теребя пуговицу мундира. — Ваша идея использовать в эксперименте детенышей дикарей — гениальна. Не понимаю только, зачем вы его забрали? Я еще не закончил исследования…

— Именно потому, что у него самые стабильные показатели. Требовались полевые испытания, а на станции подобное невозможно.

Доктор кивнул. Ну конечно, полевые испытания… Почему же тогда других нефелимов никогда не вывозили для «полевых испытаний»? Рашер не мог избавиться от ощущения, что Хель чего-то недоговаривает. Но он промолчал. В некоторых вопросах стоит держать язык за зубами. Особенно на станции «Пангея‑14».

Здесь доктор чувствовал себя маленькой деталью, шестеренкой внутри огромных часов. А способна ли шестеренка разглядеть весь механизм? Или может лишь стоять на своем месте и крутиться в ту сторону, в которую ее толкают? Хорошо крутиться, пока часовщику не пришло в голову заменить ее другой деталью. Не думать и не задавать лишних вопросов… Вот только Рашеру совсем не нравилось быть игрушкой в чужих руках.

— Интересно, — сказал доктор, — как долго будет продолжаться буря?

— Не важно. Мы вылетаем с утра.

— Но… — Доктор покосился в сторону окна. — А если буран не уляжется? Это слишком опасно.

— Я знаю, — кивнула Хель. — Но я выбираю меньшее зло.

Рашер вздрогнул. Меньшее зло? Что она имеет в виду? Доктор вспомнил, как Хель в одиночку вошла в загон к взбесившемуся нефелиму. Испытывала ли она тогда страх? Доктор поежился. Разумеется, не испытывала: страх — слишком сильное чувство, чтобы Хель могла себе его позволить. Слишком человеческое.

Но сейчас Рашер готов был поклясться, что начальник станции чего-то боится. Конечно, Хель умело скрывала свои чувства. Бесстрастное лицо больше походило на маску. Но в то же время что-то заставило доктора насторожиться. Быть может, едва заметная тревога, промелькнувшая в голосе, или же нездоровый блеск глаз… Рашеру стало не по себе.

Начальник станции встала с кресла и медленным шагом подошла к окну. «Снежные великаны» испуганно отпрянули. Но это была не более чем игра воображения, света и тени. Хель провела пальцем по стеклу, глядя на то, как луч прожектора пробивается сквозь снежные вихри. Мутное пятно желтого света дрожало, расплываясь по краям радужными кругами.

— Подготовьте два геликоптера, — не поворачиваясь, сказала она. — Нам потребуется охрана — шести человек будет достаточно. Еще нам понадобится лебедка. Продукты и топливо есть на перевалочной базе, однако позаботьтесь, чтобы и у нас был запас на случай, если что-то пойдет не по плану.

— Э… Да, конечно. — Рашер рассеянно кивнул. — А что-то может пойти не по плану?

Хель повернулась.

— Кто знает, Зигмунд. Но, боюсь, вероятность слишком высока.

Рашеру показалось, что в кабинете вдруг стало нестерпимо холодно. Словно толстое оконное стекло исчезло и снежная буря ворвалась внутрь, закружив его в ледяном смерче.

Пангея-2

Подземелья карликов

Пангея<sup>2</sup>

Глава 1. Снег и шестеренки


Ничто не предвещало бури.

Стояла ясная погода; на бледно-голубом небе — ни облачка. Снег весело сверкал в лучах северного солнца. На станции «Пангея‑14» был обычный рабочий день. Без эксцессов. Эксперименты шли своим ходом, Хель же оставалось наблюдать за работой тщательно отлаженного механизма. Как начальник станции, она любила и ценила подобные дни, когда могла позволить себе хотя бы несколько часов отдыха. Слишком редко они случались, особенно в последнее время.

Но к вечеру ветер усилился. Первым перемену погоды почувствовал старый мамонт. Огромный зверь, весь день понуро простоявший в своем загоне, громко загудел, задрав хобот, а затем словно взбесился и, мотая головой, бросился на ограду. Опоры выдержали только чудом, и гигант запутался в колючей проволоке. Так и остался стоять, не смея пошевелиться и воя дурным голосом. Кровь из расцарапанной шкуры капала на снег.

Вторя мамонту, забеспокоились и остальные звери: ревели медведи, громко кашляла саблезубая кошка. Испуганные овцебыки метались по загону, с грохотом опрокидывая кормушки. Крики животных заглушил пронзительный вой охранной сирены. Мгновение — и станция закипела, как муравейник, в который ткнули палкой. По дорожкам между загонов и бараков забегала охрана. Сверху люди походили на насекомых; маленькие черные точки хаотически метались по территории базы.

Хель стояла перед высоким окном башни и хмуро глядела на эту суету. Ситуация не требовала ее вмешательства, но служила хорошим напоминанием о том, что случается, если позволить себе немного расслабиться. Любая система несет в себе зерна собственного разрушения. И рано или поздно они дают всходы. Крошечная песчинка способна сломать самые точные часы.

К тому моменту, как обслуживающий персонал успокоил животных, стало окончательно ясно: надвигается буран. Над горизонтом появилась лиловая полоска — бледная и едва различимая, но с каждой минутой она становилась темнее и больше. Никто и опомниться не успел, как по небу, клубясь и разрастаясь, покатились тугие валы. Повалил колючий снег. Ветер закружил снежные хлопья в бесчисленных смерчах. А затем буря обрушилась на станцию с такой яростью, словно хотела стереть ее с лица земли.

За годы, которые Хель провела на «Пангее‑14», она так и не смогла привыкнуть к силе и мощи здешних буранов. Всякий раз они начинались внезапно, а продолжаться могли и по нескольку дней. Жизнь на станции замирала; только сумасшедший мог рискнуть в такую погоду выйти из укрытия. Оставалось только смотреть на безумство стихии.

Однако Хель любила снежные бури. Когда-то давно она прочла, что человек может бесконечно долго смотреть на огонь и на текущую воду. Но лично ее ни огонь, ни вода не вдохновляли. А вот на метели, вьюги и бури Хель и впрямь могла смотреть бесконечно долго. Безумный вой ветра, снежные вихри и смерчи странным образом резонировали с ее чувствами. Всякий раз сердце сжималось, а дыхание становилось прерывистым и частым. Хель не знала, почему так происходит, знала лишь то, что любит холод.

Буран неистовствовал, бросая снежные хлопья в высокое панорамное окно. Звук такой, словно кто-то скребся в стекло крошечными острыми коготками. Но разглядеть что-то сквозь круговерть снега и ледяного крошева было невозможно. Луч прожектора на смотровой вышке ползал мутным пятном, выхватывая из темноты огромные вытянутые лица, перекошенные пасти, распахнутые в немом крике, и пустые черные глазницы. Будто внутри бури скрывались огромные чудища, рожденные из снега и ветра. Снежные духи — ничто не устоит перед их яростью… Игра света и воображения, конечно. Хель не верила в призраков. Но если бы они существовали на самом деле, Хель бы многое отдала за возможность присоединиться к их танцам в сердце ледяной бури. Она прижалась щекой к замерзшему стеклу.

Снег, лед, пронизывающий холод, от которого кровь стынет в жилах, — есть ли в мире что-нибудь прекраснее? Впрочем, настоящего холода Хель никогда не чувствовала. Там, где другие люди дрожали, кутаясь в меха, она вполне довольствовалась легкой одеждой. Хель погладила большим пальцем металлическую фигурку Моржа. Артефакт скользнул в ладонь, будто отвечая на ласку.

Мысли прервал пронзительный писк. Хель повернулась — передатчик на столе мигал красной лампочкой. Чеканя шаг, начальник станции вернулась на рабочее место. Но, к ее огорчению, это оказался внутренний вызов. Щелкнув кнопкой приема, Хель прижала к уху бакелитовый наушник, морщась от раздражающих хрипов динамика и сухого статического треска.

— Слушаю.

— Госпожа начальник станц… — Голос пропал за помехами. — …сбои связи. Пока не уляжется буря, мы не можем продолжать поиски…

Хель постучала пальцем по краю стола.

— Время последнего пеленга?

— Три дня назад, — голос прозвучал нервно. — Но…

— Тогда продолжайте работу, — сказала Хель. — Меня интересует результат, а не ваши оправдания.

— Но…

Хель отключила передатчик, прежде чем связист успел сказать что-либо еще. Устало откинулась в кресле, глядя на беснующуюся за окном бурю.

Три дня… Слишком долго, чтобы списывать на обычные перебои со связью. Хотя Хель и отдала приказ продолжать пеленг, она уже знала — результата это не принесет. Что-то случилось. Одна из шестеренок отлаженного механизма дала сбой. Вот она — песчинка в часах. Хель пока ее не видела, но точно знала — она есть. И если ее не удалить, весь механизм может развалиться на части.

Чуть помедлив, Хель нажала на кнопку на столе. Не прошло и пары секунд, как дверь кабинета распахнулась и на пороге появился охранник. Высокий парень, с красными от румянца щеками. В его взгляде странным образом смешались восхищение и страх.

— Госпожа начальник станции?

— Вызовите ко мне доктора Рашера, — сказала Хель. — Немедленно.

— Есть! — щелкнул каблуками охранник.

Доктор появился спустя пять минут. Громко протопал по коридору и ввалился в кабинет, забыв постучаться. Запоздало сообразил о своей оплошности и замер, не понимая, что делать дальше — выйти и войти по всем правилам или же остаться в кабинете. Хель выпрямилась в кресле. Рашер застыл, будто взгляд начальника станции пригвоздил его к месту. Или, того хуже, превратил в ледяную статую.

Правой рукой доктор держался за бок, видно, пробежка по лестницам и коридорам стоила ему заметных усилий. Его вызвали прямо из лаборатории, и он не успел привести себя в порядок — стоял перед Хель растрепанный, с всклокоченными волосами, в заляпанном кровью клеенчатом переднике. Виновато улыбнувшись, Рашер пригладил волосы.

— Прошу… прощения, — тяжело дыша, сказал он. — Мне сообщили… меня вызвали…

— Добрый вечер, Зигмунд. Сожалею, что пришлось оторвать вас от работы.

Рашер переступил с ноги на ногу. Хель смотрела не моргая; доктор чувствовал ее взгляд — словно ледяные иглы вонзились в кожу. По спине пробежали склизкие мурашки.

— Э… — Доктор замялся. — Что-то случилось?

— Возможно, — протянула Хель. Она открыла ящик стола и вытащила тонкую папку: один из отчетов о ходе эксперимента. — Уже три дня нет связи с перевалочной базой.

— Нет связи? — переспросил Рашер. — Опять помехи? Но приборы не фиксировали значимых возмущений…

— Я знаю, — губы начальника станции раздраженно дернулись. — С эфиром все в порядке — мы принимаем сообщения Центральной Базы. Но пропал сигнал от образца девяносто семь. Полагаю, вы имплантировали ему передатчик?

Хель открыла папку и бегло просмотрела несколько страниц. Рашер судорожно сглотнул. Разумеется, это он имплантировал передатчик нефелиму, и Хель прекрасно об этом осведомлена. Ей не нужно читать отчет — на станции не было других специалистов, способных провести подобную операцию.

— Пропал сигнал? — хрипло проговорил доктор.

Начальник станции кивнула, уставившись на отпечатанный на машинке текст. Рашер же смотрел на ее руку: длинные пальцы выстукивали по столешнице замысловатый ритм. Доктор узнал скрывавшуюся за ним мелодию — Вагнер, «Полет валькирий». Хель подняла голову, взглянув прямо в глаза доктора. Череп на прозрачной половине ее лица скалился в злобной ухмылке.

— Вам известна причина, по которой подобное могло случиться?

— Я…

— Большие провалы начинались с маленького шага, Зигмунд. Дьявол в деталях. Вы проверили батареи?

— Передатчику батареи не требуются, — поспешил сказать доктор. — Он работает от естественного тепла организма. И отключается только в двух случаях. Во‑первых, если его удалить из тела. Но маячок был имплантирован под черепную коробку. Не думаю, что наш красавец способен сделать себе трепанацию…

Рашер коротко хохотнул, надеясь немного разрядить обстановку. А то ему уже мерещились искры, вспыхивающие в воздухе. Но под взглядом Хель заискивающая улыбка мигом скисла.

— А вторая причина?

— Если организм перестал вырабатывать тепло. — Доктор прикусил язык. Говорить о тепле в присутствии начальника станции ему показалось глупым. Слишком хорошо он помнил ледяную статую, в которую Хель превратила одного из своих нефелимов.

— То есть если он мертв, — сказала Хель.

— Э… Да.

Хель повернулась к окну. Доктор проследил за ее взглядом. Ему померещилось, что в стекло таращится чудовищный великан с пустыми глазами размером с тарелку. Лицо, слепленное из снежных хлопьев, перекосило, пасть широко распахнута… Рашер замотал головой, прогоняя наваждение.

— Помнится, вы говорили, что хотели принять участие в экспедиции по сбору материала. Вырваться из ледяной дыры хотя бы на несколько дней — так, кажется?

Доктор дернулся и повернулся к начальнику станции. Ей он ничего подобного не говорил. Но не стоит забывать, что на станции у Хель уши везде и всюду. Любое, даже случайно оброненное слово незамедлительно становится ей известно.

— Я? — Он поправил ворот рубашки, ставший нестерпимо тесным. — Да… Понимаете, мне, конечно, здесь нравится, и я доволен работой. И я бесконечно ценю то, что вы для меня сделали, но…

— Но вы чувствуете себя пленником, — закончила Хель. — Так и есть. Вы слишком ценный сотрудник, чтобы рисковать вашей жизнью.

Доктор промолчал, не зная, как относиться к словам начальника станции. Похвала это или же, наоборот, угроза? По бесстрастному голосу Хель не поймешь.

Температура в кабинете не превышала десяти градусов. Рашер не представлял, как Хель может работать в таких условиях. Но сейчас, несмотря на холод, его бросило в жар. Доктор чувствовал, как по шее поползла крупная капля пота.

— Однако на этот раз ваше желание исполнится, — сказала Хель. — Мне придется покинуть станцию, а вы составите мне компанию. Боюсь, мне потребуется ваша помощь. Так что займитесь подготовкой экспедиции.

— Разве нам нужен новый материал? — растерялся Рашер. — Сейчас на станции…

Начальник станции покачала головой.

— У нас проблемы не с новым материалом. Скорее наоборот.

— Образец девяносто семь! — догадался Рашер.

Хель кивнула.

— В том числе. Хотя я подозреваю, это только вершина айсберга.

Доктор замялся.

— У девяносто седьмого были самые стабильные показатели за последние шесть лет, — сказал он, теребя пуговицу мундира. — Ваша идея использовать в эксперименте детенышей дикарей — гениальна. Не понимаю только, зачем вы его забрали? Я еще не закончил исследования…

— Именно потому, что у него самые стабильные показатели. Требовались полевые испытания, а на станции подобное невозможно.

Доктор кивнул. Ну конечно, полевые испытания… Почему же тогда других нефелимов никогда не вывозили для «полевых испытаний»? Рашер не мог избавиться от ощущения, что Хель чего-то недоговаривает. Но он промолчал. В некоторых вопросах стоит держать язык за зубами. Особенно на станции «Пангея‑14».

Здесь доктор чувствовал себя маленькой деталью, шестеренкой внутри огромных часов. А способна ли шестеренка разглядеть весь механизм? Или может лишь стоять на своем месте и крутиться в ту сторону, в которую ее толкают? Хорошо крутиться, пока часовщику не пришло в голову заменить ее другой деталью. Не думать и не задавать лишних вопросов… Вот только Рашеру совсем не нравилось быть игрушкой в чужих руках.

— Интересно, — сказал доктор, — как долго будет продолжаться буря?

— Не важно. Мы вылетаем с утра.

— Но… — Доктор покосился в сторону окна. — А если буран не уляжется? Это слишком опасно.

— Я знаю, — кивнула Хель. — Но я выбираю меньшее зло.

Рашер вздрогнул. Меньшее зло? Что она имеет в виду? Доктор вспомнил, как Хель в одиночку вошла в загон к взбесившемуся нефелиму. Испытывала ли она тогда страх? Доктор поежился. Разумеется, не испытывала: страх — слишком сильное чувство, чтобы Хель могла себе его позволить. Слишком человеческое.

Но сейчас Рашер готов был поклясться, что начальник станции чего-то боится. Конечно, Хель умело скрывала свои чувства. Бесстрастное лицо больше походило на маску. Но в то же время что-то заставило доктора насторожиться. Быть может, едва заметная тревога, промелькнувшая в голосе, или же нездоровый блеск глаз… Рашеру стало не по себе.

Начальник станции встала с кресла и медленным шагом подошла к окну. «Снежные великаны» испуганно отпрянули. Но это была не более чем игра воображения, света и тени. Хель провела пальцем по стеклу, глядя на то, как луч прожектора пробивается сквозь снежные вихри. Мутное пятно желтого света дрожало, расплываясь по краям радужными кругами.

— Подготовьте два геликоптера, — не поворачиваясь, сказала она. — Нам потребуется охрана — шести человек будет достаточно. Еще нам понадобится лебедка. Продукты и топливо есть на перевалочной базе, однако позаботьтесь, чтобы и у нас был запас на случай, если что-то пойдет не по плану.

— Э… Да, конечно. — Рашер рассеянно кивнул. — А что-то может пойти не по плану?

Хель повернулась.

— Кто знает, Зигмунд. Но, боюсь, вероятность слишком высока.

Рашеру показалось, что в кабинете вдруг стало нестерпимо холодно. Словно толстое оконное стекло исчезло и снежная буря ворвалась внутрь, закружив его в ледяном смерче.

Пангея-2

Подземелья карликов

Шрифт
Размер букв
А
А
Яркость и контраст
Темнее
Светлее
По умолчанию

Оглавление

Глава 1. Снег и шестеренки Глава 2. В темноте Глава 3. Белая королева Глава 4. Собака на коротком поводке Глава 5. Подземная дорога Глава 6. Черная река Глава 7. Змеи и лестницы Глава 8. Холодные игры Глава 9. Звездный странник Глава 10. Земля мертвых Глава 11. Сад за дверью Глава 12. Королевский прием Глава 13. Кролик в силках Глава 14. Прозрачный нож Глава 15. Скомканный лист бумаги Глава 16. Песня для медведя Глава 17. Рыба в джунглях Глава 18. Зеленая кровь и красный песок Глава 19. Бег Глава 20. Сложные процессы Глава 21. Научиться летать Дмитрий Колодан Десять вопросов Шимуна Врочeка автору «Пангеи 2»

Мои закладки

Нет сохранённых закладок

Цитаты

Нет сохранённых цитат
Aa Книги Оглавление Энциклопедия Закладки Цитаты

Сообщить об ошибке в тексте книги

Пангея-2. Подземелья карликов Дмитрий Колодан Подземелья карликов